Будущие синергетики или немного саморефлексии

    
   К какому главному выводу о путях современной науки приводит опыт развития синергетики? Какое будущее ожидает синергетику?
   Особенность синергетики заключается в том, что она внесла с собой новый тип научного познания — познание через сопоставление
с дисциплинарно иным и даже противоположным. Ведь в чем состояла и состоит главная установка западной науки? В выработке строгой
системы предпосылок и доказательств внутри научной дисциплины, в намеренном отграничении от иного, с тем чтобы не размыть, не
замутнить собственное содержание. Синергетика идет по противоположному пути — специально выйти на иное, найти изоморфизмы в
самых отдаленных областях реальности. Но делает и последующий шаг — приходит к взаимообогащающему синтезу данных разных наук.
   Междисциплинарные узлы, в которые периодически завязываются ответвления базовых научных дисциплин, играют роль некоего
катализатора, который не заменяет сами дисциплины и не способен это сделать, но который стимулирует, ускоряет их собственное
движение, обогащает, встряхивает устоявшийся “генофонд” их идей.
   Фокус междисциплинарных исследований с течением времени неизбежно сместится, другие проблемы и средства их решения
окажутся в центре внимания. Заглядывая, скажем, на четверть века вперед, можно сказать, что такое, вполне вероятно, может произойти и с
синергетикой — в свой срок и она отступит в тень. Но сам междисциплинарный подход, базирующийся на исследовании сложных систем
разной природы, останется столь же эвристичным.
   По прочтении статьи у читателя могло сложиться впечатление, будто тридцатилетний опыт развития синергетики был каким-то
триумфальным шествием всемогущей “науки наук” , которая собирала и продолжает собирать под свои знамена все больше и больше
преданных сторонников. Ибо мы старались довести до читателя, прежде всего, позитивное содержание синергетики и ярко
продемонстрировать ее новизну. Вместе с тем критически-отстраненный взгляд, пробующий синергетику на прочность, остался не
представлен. Но, как всегда бывает, когда мы имеем дело с ярким, привлекающим повышенное внимание явлением, у него возникают не
только союзники, но и противники.
   Разделим сначала моменты научного соперничества и содержательную критику синергетики.
   Ученым не чужды человеческие слабости. Более того, как людям творческим им даже в большей степени могут быть присущи такие
черты, как азарт соревнования, профессиональное самолюбие, — все это постоянно проявляется внутри международного научного
сообщества. Тут дело даже не в психологических тонкостях, а в вещах куда более прозаических — по сути, это борьба за деньги и лучшие
рабочие места. Наблюдая современную науку изнутри, невольно сравниваешь ее (даже если в глубине души еще остаешься идеалистом) с
одним из видов индустрии или бизнеса. Наука все более американизируется, подчиняясь законам конкуренции и выживания. Кто смог
завоевать внимание аудитории и вырвался вперед, тот легко получает гранты, того приглашают в лучшие университеты, того ждут, наконец,
популярность и слава. Хотя соперник отстал от него всего на миллиметр или вовсе не отстал, прожектора любят выбирать один фокус.
Бывая в западных книжных магазинах, в отделах науки, можно видеть, что обложки научных книг столь же ярки, а названия их столь же
броски, как и обложки бестселлеров. Ученым в современном мире, чтобы обрести массовую известность, приходится “продавать себя”
почти так же, как идолам рок-музыки.
   Конкуренция идет и по линии “мэтр — мэтр” , и “мэтры — молодые” , и “молодые — молодые” . Мы уже упоминали, что И.
Пригожин избегает употреблять термин “синергетика” . Собственно, почему? В очень большой степени по соображениям научного
первенства и престижа. Высшее достижение — основать новое направление с собственным названием, которое приняли бы другие. Для той
научной области, о которой идет речь в данной статье, найдется по меньшей мере семь-восемь наименований — и ни одного
общепризнанного. Как в жеманных названиях известного сорта руководств “1001 вопрос про это” — все говорят “про это” , но никто не
хочет отдать себя под флаг чужого термина. Среди наименований: наука о сложном, неравновесная термодинамика, теория
детерминированного хаоса, теория самоорганизации, нелинейная динамика, теория сложных адаптивных систем, фрактальная геометрия,
теория самоорганизованной критичности... Конечно, в каждом из направлений есть своя специфика и особое внимание к тем или иным
явлениям, но объединяет их нечто существенно общее. А тут получается как бы ромашка, у которой вокруг лепестки с именами, а центр так и
остается неназванным. Весьма часто работы коллег из другого терминологического лагеря не цитируются и даже не упоминаются, как будто
их и не существует.
   На фактор личного и группового игнорирования накладывается фактор географической дискриминации. Выражается он в наличии,
так сказать, поляризованной шапки-невидимки: с Востока видят все, что делается далее к Западу, но не наоборот. В таких странах, как Китай
и Индия, стараются учитывать все основное, что делается в российской науке и, само собой, в науке Европы и США. В Москве мало
внимания обращают на российскую провинцию. Редко какой немецкий ученый следит за работами коллег из России, Китая и даже
индустриально сверхразвитой Японии, в чем сказывается, конечно, и языковой барьер. Немецкий ученый с намного большей вероятностью
заметит работу соотечественника, если она издана в США. Но и в США наиболее престижными считаются университеты и научные центры
Западного побережья. Причем американцы вполне уверены, что те идеи, которые мы для ясности будем продолжать именовать
синергетическими, родились именно в их стране, хотя в действительности приоритет здесь принадлежит ученым Западной Европы и
России.
   Справедливости ради надо упомянуть, что сам основатель синергетики Г. Хакен в 50-е годы учился в Москве, владеет русским
языком и хорошо знаком с работами российских ученых, в том числе С. П. Курдюмова и физика-теоретика Ю. Л. Климонтовича. Помимо
руководства своим Научным центром в Штутгарте он ведет регулярную научную работу в Центре сложных систем в Атлантическом
университете Флориды. Хорошо видя картину мировой науки в целом, Хакен весьма критически в одном из своих интервью отзывался об
общем “равнении на Запад” .
   Если отвлечься теперь от личностных отношений и игры амбиций внутри рассматриваемого направления, то в чем заключаются
претензии к нему по существу? Их можно кратко сформулировать в следующих тезисах.
   Во-первых, синергетика хочет объять необъятное, а чем шире замах, тем беднее конкретные результаты. Междисциплинарность —
утверждают ее противники: не означает ли это желание сесть сразу на несколько стульев с известным вытекающим отсюда следствием?
   Во-вторых, синергетика пытается соединить несоединимое. Она упускает из виду качественные различия микро- и макромиров,
явлений физического и биологического, психического и социального порядка.
   В-третьих, синергетика в большинстве случаев просто навешивает новые ярлыки на старые, давно известные вещи. Отсеки ее
новомодную терминологию, и обнажится остов традиционных дисциплин, в которых если и происходит прирост нового знания, то отнюдь
не благодаря синергетике.
   В-четвертых, не близки ли к магии некоторые практические рекомендации синергетики? Взять хотя бы тезис о больших следствиях
малых действий или о “сквозном прободении” уровней реальности — чем не магические умения, претендующие на силу творить с миром
что угодно? Синергетику же при желании вполне можно понять и так: найди особый финт, и на тебя как из игрового автомата вдруг
высыпется гора монет. Чем-то залихватски русским, а не терпеливо немецким это отдает... “Не было ни гроша — да вдруг алтын” .
   Обсуждение всех аргументов потребовало бы написания еще не одной статьи. Здесь подчеркнем единственно: синергетика
действительно содержит тенденцию ко все развивающейся экспансии, что не всегда идет ей на пользу и может выглядеть как болезнь роста.
Синергетике необходимы самоограничение, саморефлексия относительно того, на что она способна в силу самого ее существа — и на какие
области и вопросы распространение ее было бы неправомерно.